Перечитывая "Хроники Амбера" Желязны (часть вторую, про похождения айтишника Мерлина), постоянно натыкаюсь на производные от фразы "What is the girl like you doing in a place like this?"

Честно скажу, мне эта фраза запомнилась после просмотра одного очень неприличного мюзикла по мотивам "Алисы в Зазеркалье" ("What is the girl like you doing on a (k)night like this?") Однако и там это была цитата - а про оригинал нашла упоминание тут - это классическая фраза для соблазнения юных девиц из песенки соответствующего содержания.

В переводе эта прелесть, конечно же, утрачена, как и многое другое. Вообще, читать Желязны в переводе - это извращение. Мне не попадался ни один хороший - начиная с первого "грузинского", где "Мамаша Кураж" стала "Матерью Отвагой", кончая пресловутым Яном Юа, где название песенки Never Wed a Hendrake Lass ("Не след жениться на драконице") перевели как "Никогда-ни-за-что незамужняя драконья девица". Проявления кулинарного невежества из того же перевода можно еще простить, но вульгаризацию языка (Джилва: "Срань драконья!" - по поводу появления Дары; в оригинале - "Oh, dear!") - никак.

Учите языки, если есть возможность... полноценного перевода с возможностью получать референсы на контекст, к сожалению, удостаиваются лишь немногие книги.

Эти маленькие различия...

Сегодня на одном часто посещаемом мной веблоге снова вспомнили про язык Пираха (Pirahã). Оказалось, что на английской Википедии этому удивительному языку, в котором нет ни чисел, ни цветов, посвящена целая страничка, с довольно подробным описанием грамматики и фонетики.

Немного повосхищавшись тем, как из двенадцати звуков, один из которых при чужестранцах не произносят, потому что стесняются, как он звучит, можно создать вполне функциональный язык, да еще и привить говорящим на нем нежелание создавать религию, задумываться о причине всего сущего и даже рассказывать небылицы, я заметила, что, наряду, с английской Вики, на ту же тему уже создана голландская страничка, почти полный сдироскоп с английской, но все-таки - потрудился же кто-то, перевел...

И тут вдруг я обнаруживаю маленькое, но любопытное расхождение:

Английский вариант:

Pirahã and the Sapir-Whorf hypothesis

Without numerals, the Pirahã do not count. They use only approximate measures, and in tests were unable to consistently distinguish between a group of four objects and a similarly-arranged group of five objects. When asked to duplicate groups of objects, they duplicate the number correctly on average, but almost never get the number exactly in a single trial.

Being (correctly) concerned that, because of this cultural gap, they were being cheated in trade, the Pirahã people asked Daniel Everett, a linguist that was working with them, to teach them basic numeracy skills. After eight months of enthusiastic but fruitless daily study,the Pirahã concluded that they were incapable of learning the material, and discontinued the lessons. Not a single Pirahã had learned to count up to ten or even add 1 + 1.[1]

Everett argues that test subjects are unable to count for two cultural reasons and one formal linguistic reason. First, they are nomadic hunter/gatherers with nothing to count and hence no need to practice doing so. Second, they have a cultural constraint against generalizing beyond the present which eliminates number words. Third, since numerals and counting are based on recursion in the language according to some researchers, then the absence of recursion in their language predicts a lack of counting. That is, it is the lack of need which explains both the lack of counting ability and the lack of corresponding vocabulary. Everett does not claim that the Pirahãs are cognitively incapable of counting.

Голландский вариант:

Pirahã en de Sapir-Whorf-hypothese

Pirahã tellen niet, ze gebruiken benaderende maten, en in testen bleken ze niet in staat om consistent een groep van vier objecten en een gelijkgeschikte groep van vijf objecten te onderscheiden. Wanneer ze gevraagd worden een groep objecten te dupliceren, dupliceren ze het aantal gemiddeld wel correct, maar bijna nooit wordt het aantal objecten bij de eerste poging goed uitgevoerd.

Doordat ze (terecht) bezorgd zijn dat deze culturele omissie ertoe leidt dat Pirahã worden opgelicht in de handel, hebben de Pirahã een taalkundige die met ze werkte, gevraagd hen de beginselen van nummers en getallen uit te leggen. Echter, na acht maanden van enthousiaste maar vruchteloze dagelijkse studie, concludeerde de linguisten dat de Pirahã niet in staat waren zich dit aan te leren, en zetten de lessen niet voort. Er wordt verondersteld dat in deze acht maanden niet één Piraha erin slaagde tot tien te leren tellen, of 1 + 1 op te tellen. Echter, het gebruik van snoep als beloning doet de vraag rijzen of de Pirahã wel bij de lessen waren om te leren tellen.

Перевод с голландского:

Пираха и гипотеза Сапира-Ворфа

Пираха не считают, они используют приблизительные размеры, и во время тестов оказываются не в состоянии систематически различать группу из четырех объектов от подобным образом расположенной группы из пяти объектов. Когда их просят воспроизвести группу объектов, они воспроизводят их количество только приблизительно, но с первой попытки это им почти никогда не удается.

Из-за того, что они (не без оснований) подозревали, что этот культурный недостаток приводит к тому, что племя Пираха обманывают при торговле, Пираха попросили лингвиста, который с ними работал, бъяснить им принципы чисел и счета. Однако, через 8 месяцев полных энтузиазма, но бестолковых ежедневных занятий, лингвисты пришли к выводу, что Пираха не в состоянии этому научиться и прекратили уроки. Говорят, что за эти 8 месяцев ни один член племени Пираха не смог выучиться считать до 10 или складывать 1+1. Впрочем, использование сладостей в качестве вознаграждения заставляет задаться вопросом, действительно ли Пираха ходили на эти занятия, чтобы научиться считать.

В английском варианте уроки прекратились по инициативе обучаемых, в голландском - по инициативе обучающих. Да и cultural gap vs. culturele omissie тоже как-то царапает...

Похоже, что рабовладельческое прошлое не всех еще тут отпустило :(

С Чарльзом Строссом я познакомилась, кажется, по наводке с http://www.sfsite.com или какого-то подобного сайта. Первой прочитанной его вещью был роман Singularity Sky, за которым последовало продолжение Iron Sunrise. Прочитанное мне понравилось - не в последнюю очередь потому, что описанные там личности были более-менее живые, а идеи, ради которых и были написаны книги, подкупали своей проработанностью в "житейском" плане. Чарльз Стросс - один из немногих фантастов, готовый дать подробный ответ на вопрос типа: "А на какие, собственно, шиши Люк и Лея финансировали свое Движение Сопротивления?" (Впрочем, у него сюжеты другие).

Accelerando - это роман-предсказание: до чего способен довести человечество научно-технический прогресс в ближайшую сотню лет, если темпы ускорения развития технологий (именно так, двойная производная по скорости) не снизятся. Если верить Строссу, нас еще на протяжении нашей жизни ждут великие чудеса - и великие потрясения.

Начинается роман где-то в десятых годах 21 века, а заканчивается - лет через 100. Формально он составлен из десяти новелл, каждая из которых отстоит от предыдущей на 10 лет. Все они объединены тем, что в центре каждой новеллы находятся члены одного очень недружного семейства (это еще мягко сказано). А также их электронная кошка. Собственно, к концу романа довольно трудно понять, кто же там был чей.

Прогресс у Стросса движется просто в сумасшедшем темпе. Где-то на середине повествования происходит так называемая "сингулярность", когда развитие убыстряется настолько, что его темп становится просто невозможно оценить. Если в начале истории обстановка вполне узнаваемая (она начинается на Центральном вокзале Амстердама, который все еще очень похож на нынешний), то в конце, когда человечество частично рассредоточилось по независимым космическим колониям, соединенным между собой каналами для мгновенной передачи информации (ну и материи, соответственно), а частично - переродилось в компьютерный планетарный разум, мало общего имеющий с человеческим в нашем смысле этого слова. Было там и воскрешение давно умерших исторических личностей, и проблемы с раздвоением личности, когда двое оставшихся в Солнечной системе людей поженились, произвели на свет очередного представителя этой сумасшедшей семейки, а потом ушли из этого мира, потерпев поражение в борьбе с компьютерной Экономикой 2.0, а вернувшиеся из путешествия к межзвездному рутеру их эго-копии вовсе даже не интересовались друг другом, и не желали иметь со своим эго-потомком ничего общего... И возможность, например, прожить собственное детство несколько десятков раз, каждый раз в новом месте и времени, потому что заботливые родители ресетили жизненный экспириенс своего чада, добиваясь развития оптимального, с их точки зрения, характера...

Само изображение Первого Контакта сильно отличается от традиционного: наших путешественников, электронные копии которых мчатся к рутеру в системе Альфа Центавры в "космическом корабле под солнечным парусом, размером не больше кока-кольной баночки" (впрочем, это и у Бакстера было), встречают не всевидящие и всезнающие сверхмудрецы, а всего лишь космические спамеры, обещающие, к счастью, не слишком наивным землянам доступ к хранилищам неведомых им знаний "как древние первооткрыватели сулили дикарям яркие бусы"...

Что касается эволюции компьютерного разума, то, по Строссу, все большие и малые чипы рано или поздно должны объединиться в единую всепланетарную, а затем - и все-солнечносистемную структуру - точнее, конгломерат структур, вложенных одна в другую, словно куклы-матрешки (это все так и называется - "матрешечный мозг"). Естественно, при этом от внутренних планет Солнечной системы в конце концов мало что останется, да и с внешних людям рано или поздно придется убираться подобру-поздорову - что и произошло к концу книжки. Зато сам компьютерный сверхразум оказывается не очень мобильным, ибо расширяясь, теряет свою цельность - информация-то передается с конечной скоростью. Правда, во Вселенной Стросса есть неведомо кем сделанный космический интернет с узлами вблизи "коричневых карликов", которым можно воспользоваться для передачи этой самой информации, но и до самого узла ведь еще надо добраться...

Честно говоря, эта завязанность на интернете и соответствующей терминологии и взгляда на жизнь, по моему мнению, является достоинством, переходящим в недостаток. Почему-то вспомнился Чернышевский с его "Снами Веры Павловны", в которых везде кругом был алюминий: и посуда из алюминия, и стены из алюминия, и ковры, и мебель из алюминия! Ну, алюминиевую-то посуду мои сверстники успели еще застать в школьных столовых :) Так и тут: интернет, кругом один интернет...

Далее, по ходу романа его герои несколько раз были замечены в желании "сделать что-то правильно". "Что-то" могло быть чем угодно: от прогулки в качестве туриста по Гонконгу до первого интимного свидания - в интернетных глубинах под масками аристократов семнадцатого века или даже в старом отеле в центре Амстердама... Правда, можно списать это в качестве попытки автора продемонстрировать психологию подростков и молодых людей, но почему-то меня не покидает ощущение, что это вылезли его собственные тараканы...

Естественно, как и во всякой уважающей себя вещи, написанной в стиле киберпанк, в Accelerando не обошлось без секса с извращениями... тема, в общем, раскрыта, но не впечатлила.

Характеры героев, честно говоря, тоже не особенно впечатлили, хотя общая идея развития сюжета довольно неплоха. Но ощущение картонности преодолеть не вполне удалось - за героев того же Бакстера, не говоря уж, например, о Ниле Стивенсоне, переживаешь куда как сильнее.

Резюме: читать стоит, если интересно пофантазировать о том, до чего могут развиться технологии в ближайшее время (хотя в этом плане трилогия Стивена Бакстера "Многообразие" (Manifold), в частности, ее первые две части, несколько более реалистична). Будет много специфического компьютерного жаргона, так что к этому надо быть готовым.

И, справедливости ради, не могу не заметить, что многое из того, о чем пишет автор, похоже, так или иначе проклевывается в нашей реальности. Конечно, потеряв сейчас свой любимый наладонник, ты не теряешь три четверти своей сущности, как случилось с главным героем где-то на третьей-четвертой узловой точке романа... но внутренний дискомфорт, особенно в случае, если нет резервной копии всех телефонов и хранимой там информации, безусловно, обеспечен... Да и трехмерные принтеры уже появились - пусть пока что они не работают с нанотрубками, как у Стросса.

В общем, будущего, какое бы оно ни было, бояться не надо - утверждает Стросс. Оно не будет легким и безоблачным. В нем не исчезнут, например, деньги и необходимость их зарабатывать. Зато в нем появится больше возможностей. А, значит, жизнь станет полнее и в ней можно будет больше успеть. Что, конечно же, неплохо :)

Вот нашлось: Дуэльный кодекс 1912 года.

Подробно, скрупулезно расписанные правила вызова на дуэль и проведения дуэли.

Например, такой момент:

Выстрел в воздух

486. Стрелять в воздух имеет право противник, стреляющий вторым.

487. Противник, выстреливший первым в воздух, в случае если его противник не ответит на его выстрел или также выстрелит в воздух, считается уклонившимся от дуэли и подвергается всем законным последствиям такого поступка.

488. Другой противник, стреляющий вторым, имеет полное право ответить на первый выстрел противника, обращенный в воздух, действительным выстрелом, причем в таком случае дуэль считается истекшей по дуэльным законам и противник, выстреливший первым в воздух, не подвергается законным последствиям.

Вот оно как, оказывается. Не захотеть убить - тоже оскорбление. Ответить на выстрел мимо выстрелом в цель - спасение чести противника. Закон отрицания отрицания, как всегда, торжествует.

Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь!

Потрясающий текст.

Две мысли пришли:

1. Это, видимо, первый запечатленный в литературе пример речи русскоязычного экспата (первая письменно зафиксированная квеля!).

2. Почти дословное цитирование мусульманского символа веры наводит на мысль о том, что, либо, утверждая о своем непринятии ислама, Никитин чего-то недоговаривает, либо это переведенная на арабский христианская молитва. В этом случае Никитин - лингвистический гений, раз сумел все это так аутентично перевести.

Но сдается мне, что принял-таки он мусульманство, возможно, решив для себя, что Бог и в самом деле один, только выглядит для всех по-разному.

Еще он там же пишет, что и праздники и посты справлял вместе с местными, потому что свои все равно вычислить не мог. Думаю, что такой подход, на самом деле, совершенно логичен. Вот если бы его забросило к папуасам, евшим людей, то ситуация была бы другая. Но в такой ситуации двести с лишним лет спустя оказался другой наш путешественник - Миклухо-Маклай - и людей он все-таки не ел, да и дикарям отсоветовал, и, в отличие от Джеймся Кука, сам съеден ими не был.

В связи с этим еще одна мысль пришла, про интеграцию русских экспатов.

Наши люди, конечно, очень разные, но, в отличие от китайцев или турок, они все-таки стремятся не полностью изолироваться от окружающей чужеродной культуры в мелкий анклавчик, вроде китайского квартала, а, восприняв какие-то внешние признаки новой культуры (отсюда отчасти, возможно, эта страсть примешивать в разговоре к русским словам иностранные, коим не находится точного аналога в своем языке), все же сохранить нетронутым некий внутренний инвариант.

Те, кто этого внутреннего инварианта не сохраняют, просто растворяются "в среде" и русскими быть перестают, даже если и не забывают полностью родного языка. Я, правда, своими глазами видела такое только у детей (не своих).

Почему так? Можно, конечно, сказать, что из-за своей географической расположенности Россия, с одной стороны, рассматривала и восточные и западные народы как соседей, с которыми надо как-то ладить, перенимать что-то полезное, посмеяться над чудачествами, а не как на непонятных варваров, которых можно только подчинить себе или превратить в свое подобие. Не последнюю роль, возможно, сыграло и то, что Россия не смогла заиметь ни одной настоящей колонии, кроме Аляски, да и ту продала. Отсюда психология русскоговорящего человека - не противопоставлять себя "чужим", а мирно сосуществовать...

С другой стороны - в английском языке, например, подобные вещи называются подобными же словами. Например, военачальников Чингис-Хана в научно-популярной статье вполне могут называть "лейтенантами". У нас такое невозможно в принципе. Может быть, невозможность полностью интегрироваться, не теряя при этом "русскость" - тоже отсюда.

Найдено лекарство против рака? Речь идет о молекулах дихлорацетата, которые, оказывается, восстанавливают митохондрии в раковых клетках, в результате чего митохондрии убивают эти самые раковые клетки, как отклонение от нормы, и зловредная опухоль уменьшается. Идея в том, что раньше считали, что разрушение митохондрий является результатом деятельности раковых клеток, а оказывается, что они не разрушаются, а подавляются, и что это не результат, а причина распространения опухоли... Интересно...

В своем любимом New English Bookstore, который находится на стыке торговой улицы Kalverstraat с площадью Muntplein, я купила недавно полное собрание сочинений Вильяма Шекспира за 10 евро: напечатанное чуть ли не на папиросной бумаге и убористым но вполне читаемым шрифтом. Люблю такие омнибусы.

И вот ведь что интересно: Шекспира вполне даже легко читать. Если не считать всяких thou hast, его язык не отличается от современного английского настолько, чтобы его нельзя было воспринимать без комментариев, обширных знаний о вышедших ныне из употребления грамматических структурах, словах и так далее. Текст прозрачен и легко читается.

То есть, во времена Шекспира английский литературный язык был уже, в основном, сформирован.

Недавно на французском мы разбирали одно стихотворение, которому было лет 500. Там конечно, были малоизвестные слова (поскольку описывалось, как рос хлеб, крестьяне убирали урожай, а потом поле заросло сорняками, и проводилась параллель с падением Римской империи), но в смысле грамматики все опять же было довольно понятно. И слова были именно малоизвестные, а не вышедшие из употребления.

Я спросила преподавательницу: а что, французский за это время так мало изменился? Та даже удивилась: а почему, собственно, язык должен был сильно измениться?

То есть, Вольтера или Монтеня тоже, получается, можно спокойно прочесть?..

По контрасту: попробуйте взять в руки что-нибудь написанное на русском языке 400-летней давности (если найдете) и сравнить с современным вариантом русского языка.

Весь русский язык, как мы его знаем, начинается с Жуковского и Пушкина... Державин и Ломоносов уже сложны для восприятия (ну, допустим, примерно как Шекспир), а дальше начинаются дебри, гулять в которых без палочки могут только филологи - специалисты по древнерусской словесности.

Интересно, почему же так получилось?

Возможным логичным вариантом ответа на этот вопрос может быть резкое изменение русского языка в 18 веке - за счет реформ, которые начал Петр, а потомки, волей-неволей, продолжили. Что привело к появлению в языке гигантского количества новых реалий, с которыми старые языковые нормы справились только путем скачкообразной мутации. И в результате "на выходе" (к концу 18-го века, когда все более-менее устоялось) мы получили совершенно другой русский язык.

Отсюда следует, что если нынешние перемены в России сравнимы по степени влияния с начатыми Петром, то "на выходе" русский язык тоже может сильно измениться по сравнению с тем, на которым говорили, например, в 50-х годах прошлого века или до Октябрьской революции. Может статься, что все эти чмоке, картинке и кросавчеги через пару десятков лет станут грамматическим стандартом... (ну, это все-таки, надеюсь, шутка)

Но если серьезно, то подобные процессы возникают не только в русском. Японский, например, английскими словами забит сейчас до отказа (и я так понимаю, что эти слова в него пролезли в основном в 20 веке). И, видимо, такова судьба языков, принадлежащих народам, которым резко пришлось "подстраиваться" под другой образ жизни. Англичанам тоже приходилось это делать (когда их завоевали римляне и нормандцы) - в результате у них бывает три набора слов для одних и тех же понятий: слова с латинскими, нормандскими и "родными" корнями. Но после нормандцев им "повезло". Французов, не считая тех же римлян, вообще никто не завоевывал, поэтому многие древние конструкции у них остались неизменными, только сильно упростились на слух. Поляков, чехов хоть и рвали на куски все кому не лень, но завоеватели заставляли эти народы говорить на собственном языке, а польским и чешским не интересовались вообще... поэтому, может быть, западно- и южнославянские языки в чем-то лучше "сохранились", чем русский.

Интересно, японцы - они тоже не могут читать старые, неадаптированные версии, например, "Повести о Гэндзи" или "Повести о Доме Тайра" без помощи филологов?А арабы могут ли читать Хайяма?